Подонки - Страница 27

Самоуверенный идиот! Он же видел, что я в сознании, а руки-ноги целы. В такой ситуации надо добивать в прыжке, но этот хмырь пешочком шел! Вальяжно эдак! Царственно! Вот и поплатился! Из положения лежа я врезал ему пяткой в пах. Схватившись за интимное место, Рафик отскочил в сторону, воя от нестерпимой боли. Тяжело дыша, я поднялся. В боку все время екало, но в общем было терпимо. Не дожидаясь, пока господин Белопольский залечит свои драгоценные яйца, я, собрав последние силы, ринулся в атаку. Теперь инициатива перешла в мои руки. «Лай-кик» справа… прямой в челюсть… захват за уши… прыжок с ударом колена в подбородок. Тело Рафика обмякло… Захват левой рукой за волосы на затылке, правой за челюсть резкий рывок против часовой стрелки… хруст ломающихся шейных позвонков… пена изо рта… сдох, сволочь!

Отпустив мертвеца, я сделал несколько неуверенных шагов и тоже свалился на землю. Отбитые внутренности нестерпимо болели, кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота. Я с трудом поднялся на четвереньки, и меня вырвало кровью. Попытка встать на ноги привела к тому, что я снова рухнул, как подрубленное дерево, больно ударившись головой. Сознание затуманилось. Перед глазами появился длинный туннель, по которому страшно захотелось пройти.

Я сделал шаг, другой, третий, чувствуя при этом необыкновенную легкость, будто сбросил с плеч непомерный груз.

— Вернись, — властно приказал красивый мелодичный голос, который явно не мог принадлежать смертному. — Вернись, твой жизненный путь еще не закончен!

Скрепя сердце я послушно возвратился в свое тело и сразу ощутил боль, головокружение, привкус крови во рту.

— Андрюша, милый, не умирай! — донесся издалека плач Ани. — Не умирай, пожалуйста, не оставляй меня одну!

С трудом разлепив глаза, я сделал героическую попытку улыбнуться.

— Не реви, все в порядке, — мне казалось, что говорю громко, насмешливо, но на самом деле, как сказала потом Аня, я еле слышно шептал разбитыми губами.

Через некоторое время стало немного легче, я снова попытался встать, на этот раз удачно, правда, лишь с пятой попытки. Собрав волю в кулак, обыскал трупы. У Рафикова приятеля нашлась в кармане фляжка коньяка. Несколько хороших глотков значительно улучшили самочувствие.

— Пойдем отсюда! — прохрипел я, обращаясь к девочке, и, держась за ее худенькие плечи, поплелся куда глаза глядят.

Спустя целую вечность мы очутились на берегу маленького лесного озера. Здесь было тихо, прохладно, уютно. На темной неподвижной глади воды плавали кувшинки.

Беспрестанно всхлипывая, Аня осторожно омыла мое окровавленное лицо. Допив оставшийся коньяк, я немного захмелел и, положив голову на колени девочке, крепко заснул. Проспав часа три, я понял, что начинаю приходить в норму и уже могу самостоятельно передвигаться.

Если бы знать, где находится Анина деревня! Но, как выяснилось, девочке это было прекрасно известно. По счастливой случайности мы находились от нее совсем недалеко.

Правда, для меня, которому каждый шаг давался с огромным трудом, даже сто метров равнялись кругосветному путешествию. Совершив пятнадцать кругосветных путешествий, я наконец увидел перед собой Анин дом.

Вечерело. Возвращались с работы люди. Хозяева загоняли в хлева упрямо мычащих коров. В воздухе пахло цветами, остывающей после дневного жара землей и немного навозом. Во дворе я заметил Аниного отца, высокого, сильного, но надломленного внезапно свалившимся на него горем мужчину. Потухшими глазами он смотрел вдаль, механически успокаивая отчаянно рыдающую худенькую женщину.

— Машенька, милая, перестань, — бормотал он. — Может, все образуется!

Не отвечая ни слова, женщина продолжала биться в истерике.

— Папа, папочка! — закричала Аня, кидаясь к нему. На мгновение я испугался, что мужика хватит удар. Он пошатнулся, схватился за сердце, но быстро оправился и заключил дочь в объятия. Дальнейших событий я не видел, поскольку снова потерял сознание.

Очнулся я утром следующего дня в чистой постели, вымытый, перевязанный, одетый в домашнюю пижаму. В открытое окно вливался свежий прохладный воздух. На улице радостно квохтала курица, снесшая очередное яйцо. Внутренности болели гораздо меньше. Туман в мозгу и привкус крови во рту исчезли. На мгновение мне показалось, будто не было вчера страшного боя в лесу, один из участников которого угодил в могилу, а другой с трудом из нее выкарабкался. Будто я вернулся с обычных соревнований, где как следует получил по кумполу.

Я уселся на кровати, ощупывая ушибы. Тело слушалось хозяина, хотя без особой охоты. Безумно захотелось курить. Я поискал глазами свою одежду, но ничего похожего не обнаружил. Скрипнула дверь, и в комнату вошел Анин отец. Сейчас он совсем не напоминал вчерашнего, убитого горем бедолагу. Глаза улыбались, плечи распрямились, могучие мышцы распирали тонкую ткань застиранной рубашки. Первым делом он кинулся пожимать мне руки, отчего я опять едва не потерял сознание. Лапы счастливого отца напоминали кузнечные клещи.

— Полегче, браток, — скривился я. — Не добивай инвалида!

— Ах да, да, прости, пожалуйста! — засуетился медведь, стыдливо пряча глаза.

Мне стало забавно.

— Может, покурим? — предложил я.

Мужик поспешно достал пачку «Астры».

— Ты, наверное, в городе к другим привык, — смущенно пробормотал он.

— Ничего, не графья, — ответил я, с наслаждением затягиваясь сигаретой.

Некоторое время мы молча курили.

— Николай! — наконец представился он. — А тебя зовут Андрей, да?